СОЛО ОДИНОКОЙ СКРИПКИ.

И целого мира мало…. (с)

Вытащив из такси последний чемодан, я устало вытерла испарину со лба: я – дома, жарко, но осталось совсем чуть-чуть. Машина уехала, как только я отодвинула свой багаж в сторону и протянула смятую купюру водителю через приоткрытое окно. Мужчина… Два небольших, но тяжелых чемодана предстояло еще тащить через дорогу к подъезду.
По пути домой я решила все-таки немного перекурить. Присев на краешек лавочки в беседке напротив входа в родной подъезд, я достала тонкую дамскую сигарету и прикурила. С удовольствием выдохнув густой дым, я закрыла глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Я дома… Спустя восемь лет я дома.
Я знала, что мама уже давно накрыла на стол, а папа нервно курит на балконе, выглядывая меня. Но я надежно спряталась от их глаз под покатой крышей беседки. Я просто хотела привести мысли в порядок. Слишком многое придется родителям рассказать, многое придется объяснять, а еще большее мне придется оправдать. Потому что моя жизнь в эти годы была сплошным приключением.
Я пережила все, что может пережить нормальный человек в моем возрасте и с моими амбициями.
После учебы в техникуме, образования после которого мне показалось недостаточно, я уехала в другую страну в поисках лучшей жизни. За четыре тысячи километров я поступила в университет. И кое-чего добилась для себя. Уже на втором курсе за особые заслуги перед факультетом мне выделили комнату в блоке общежития – с кухней и санузлом, что считалось доступным только по блату или за большие деньги. Но мое прилежное поведение, отлично оконченный учебный год и ни одного нарекания со стороны преподавателей сделали свое дело – я стала обладательницей отдельной жилплощади. Единовластной и полноправной хозяйкой. Мои подруги мне немного завидовали, но радовались тому, что ко мне никогда не заглядывал комендант, и можно было спокойно курить на маленькой кухоньке. Но приключения мои начались годом ранее, в самом начале учебы.
Поступив в лингвистический университет, я, никого не зная, сразу принялась за учебу – золотая медаль и красный диплом юридического техникума не давали мне покоя, заставляя доказывать себе, что способна на большее, если не стану расслабляться. На моем факультете учились ребята из разных социальных слоев, но преобладал все же высший – дети богатых родителей, нефтяников и олигархов. Я мало чем от них отличалась, потому что моей стипендии и высылаемых родителями денег вполне хватало не только на хорошую еду, но и на дорогие шмотки. Благо увеселения всякие разные меня не слишком прельщали, потому что мне просто не хватало на это времени. Мне не пришлось терпеть унижения богатеньких студентов, более того, я снискала у них уважение своим спокойным гордым характером и остроумием, что ценилось в то время больше, чем размер кошелька. Я всегда старалась добиваться всего сама, если была такая возможность. Поэтому меня любили… Правда, не все.
Второго такого красавца в университете было не сыскать. Игорь Елисеев – студент факультета международной журналистики - невзлюбил меня с первого дня моего пребывания в университете. Началось все довольно банально, я искала аудиторию и спросила у него (первого попавшегося), как пройти в соседнее крыло. Елисеев стоял у окна с группой мальчишек с его факультета и что-то им громко рассказывал. Они хохотали так, что я невольно заслушалась, пытаясь понять, что там такого смешного они нашли среди не совсем форматной речи? Конечно, меня заметили. Сразу несколько пар глаз устремились на меня с раздражением, а главный шутник сделал мне замечание о моем любопытстве. Правда, замечание это было несколько хамское, поэтому я, не сдержавшись, ответила Елисееву в том же духе. С тех пор мы ненавидели друг друга как никто. Более того, вскоре и весь поток поделился на два фронта – на тех, кто хотел дружить с Елисеевым, потому что его папа был очень значимым человеком для универа, и на тех, кто просто дружил со мной, понимая, что Елисеев – злобный засранец, каких поискать.
Но этот злобный засранец не переставал меня волновать. Не потому, что я его так люто ненавидела, нет. Просто я поражалась, как можно быть такой сволочью, обладая такой внешностью. Он и правда был самым красивым студентом в универе. Его рыжеватые кудри всегда бросались в глаза, и узнать его можно было среди миллиона. А глаза… Глаза Елисеева давно стали чем-то вроде легенды – такого глубоко синего цвета я еще не видела. Толпы девчонок переметнулись на его сторону, хотя постоянно подвергались унизительным кастингам. Время шло, ничего не менялось. Иногда я его встречала в коридоре. Мы обменивались хмурыми взглядами, иногда перебрасывались гадкими колкостями. Но активничать никто не решался. Да и смысла не было…

- Юлия Владимировна Макеева! – знакомый голос с грозными нотками раздался прямо над ухом.
Мама сердито смотрела мне в глаза, уперев руки в бока. - У тебя совесть есть?
Я улыбнулась, чувствуя, как в глазах защипало от невыплаканных слез. Как же я соскучилась по маме!
Крепко прижавшись к ней, я прошептала:
- Я дома!
- Жалко, что ненадолго, доча, - вздохнула мама.
Я ничего не ответила. Только, подхватив багаж, шагнула в сторону подъезда.

* * *
Папа мой был военным с двумя высшими образованиями и колоссальным жизненным опытом. Он всегда был спокоен и рассудителен, поэтому мое сообщение о том, что я уезжаю в Красноярск, было принято с должным пониманием. На вопрос, почему именно Красноярск, я не могла ответить ничего вразумительно. Мне просто хотелось уехать из Беларуси. Как можно дальше. Мне казалось, что здесь я просто ничего не достигну. Хотя половина моих одноклассников и одногруппников давно имели семьи и свой бизнес. А мне всего этого казалось мало. Я хотела добиться чего-то другого. Вспомнив, что в Красноярске у папы есть друзья, которые смогут помочь при поступлении, я попыталась использовать это в свою пользу. Помогли. Поступила. Теперь отец мог гордиться мной. Он и гордился. Теперь я, окончив университет с красным дипломом (вторым красным дипломом в моей коллекции), была одним из лучших технических переводчиков. С работой проблем у меня не возникло, поэтому место в авиакомпании «КрасЭйр» было обеспеченно почти сразу.
Всего я добилась сама. Но что было бы, если бы не самый переломный момент в моей жизни? Вряд ли я достигла тех успехов. Вряд ли я взялась бы за учебу с таким остервенением, как тогда – семь лет назад…

- Ты представляешь, Елисеев взял дополнительный курс технического перевода! – заходилась в экстазе Ирка, моя подруга. – Юль, тебе теперь придется немало потрудиться, чтобы показать «ху» есть «ху».
Ее сарказм был мне понятен. Ирка – избалованная дочка ну просто омерзительно богатых родителей. Примкнула к ненавистникам красивого Игорька после того, как он прилюдно отшил ее на новогоднем вечере в универе. Она такого не прощает. И не забывает.
Мы сидели в моей комнате и курили, попивая вино из дешевых стеклянных стаканчиков. Сегодня я была в ударе – приготовила чахохбили, отварила рис и наконец-то надела на себя приличную рубашку вместо короткого халатика, который уже покрылся катышками. Я почти никуда не выходила, предпочитая принимать гостей в своей скромной обители, а они и не жаловались – две лучшие подруги могли заходить в мою комнату всегда, она для них была открыта.
Вдруг в дверь постучали.
Я удивленно посмотрела на подруг. Ленка, девчонка с факультета международной журналистики, строго спросила:
- И кого там принесло?
Ирка прыснула и зажала рот рукой. Парни в мою комнату не приходили, поэтому ждать особо не кого было, но девчонки все же встрепенулись.
В дверь просунулась белобрысая башка Юрки Соколова.
- Юль, - он умоляюще воззрился на меня, отчаянно подмигивая, - дай конспект по «авиапереводу»!
Я не сразу сообразила, чего от меня хотят, но уже через несколько секунд в душу закрались сомнения:
- Ты же не проходишь курсы техперевода…
- Так… это не мне, блин…
Я не совсем понимала, в чем дело.
- Почему не пришел тот, кому надо?
- Ты ему не дашь.
- А тебе, значит, дам?
- Ты мне должна! – надув губы, пробормотал Юрка и сразу широко улыбнулся.
И, правда, Соколову я должна. На физре он меня капитально отмазал – ну, не люблю я бесцельно скакать по спортзалу, вместо того, чтобы лишний раз повторить лекцию. Вот и просидела в раздевалке перед философией. А физрук мне чуть неуд не поставил. И только Юрка успел сказать, что меня еще на второй паре скрутило «по-женски». Он шутил, конечно! Физра проходила с международниками в паре, вот они и поржали, как дети. Но, к удивлению многих, «Соломон» (так за глаза звали нашего Эдуарда Соломоныча) поверил и просто поставил точку в клеточку, пообещав спросить с меня на следующем занятии.
- Слушай, Соколов, мне и правда не в кайф с тобой цепляться. Вот, Ирка «скатает», и ты получишь. А пока не трепи мне нервы! – И я захлопнула перед его носом дверь.
Если бы я тогда дала ему эти чертовы конспекты, сейчас все было бы совершенно по-другому…

Мои подруги были совершенно разными. Мы втроем могли до зеленых соплей спорить о чем-то совсем неважном, но в ситуациях, требующих от нас крайнего внимания, мы объединялись как никто. Если с Иркой нас объединяла учеба на одном факультете, то с Ленкой нас объединяло… Ничего нас с Ленкой не объединяло. Она была до жути резкой и правдолюбивой, что мне в ней очень нравилось, но все же немного мешало ей доверять – она на все имела мнение, жесткое, порой бескомпромиссное, которое не всегда хватало сил выслушивать. Ирка всегда могла мне поддакнуть, но Ленка – никогда.
За время учебы на полутора курсах у меня не было отношений с парнями. Нет, мне, конечно, не раз предлагали провести вечер в компании, даже приглашали на свидания. Но у меня в этом плане были свои заморочки.
Я не была девственницей – терять мне было уже нечего. Учась в техникуме, я буквально заставила сильно влюбленного в меня одногруппника переспать со мной. Мне просто необходимо было это попробовать. Так, в девятнадцать лет лишившись невинности, я спокойно вступила во взрослую полную реалий жизнь. Ни о чем не жалея – это факт. Димка (одногруппник) был удивительно хорош. Но меня хватило лишь на три или четыре подобные встречи – слишком идеально у нас все выходило, я боялась привязаться. Я все равно собиралась уезжать, а причинять Димке боль я не хотела. Хотя… Все равно ведь причинила, сказав, что не люблю, а просто секс меня не устраивает. На этом история с романами у меня закончилась.
Мне хотелось быть той единственной и неповторимой, чтобы при встрече с любимым умирать от желания просто потрогать его, поцеловать, прижаться. Чтобы лежать с ним рядом и молчать. О таком я мечтала, а не о вечно треплющихся юнцах-студентах, готовых спать с кем угодно, лишь бы спать. Я этого не понимала. Мне всегда казалось, что я достойна большего и лучшего.
Из нас троих только Ленка встречалась с парнем. Ирка, хоть сама и не признавалась нам, медленно усыхала от тоски по Елисееву. А я просто ждала.
Я всегда была симпатичной. Не красивой в классическом понимании этого слова, а именно симпатичной. Один мой друг-цыган сказал, что я как породистый конь – «совершенная, не прикопаться». Очень женственная фигура с округлыми не по годам формами, огромные карие глаза, идеальные губы, темные волосы. В свои двадцать два я выглядела на двадцать пять – разница вроде не заметная, но все же. И не блондинка, каких любят мальчики, а самая что ни на есть матерая брюнетка с соответствующим уровнем IQ. Таких не любят.
В тот день, когда Соколов пришел ко мне просить конспект, мы еще долго смеялись над каким-то придурковатым ухажером Ирки, потом девчонки разошлись. Лена жила с родителями буквально в квартале от универа. Ира снимала хорошую квартиру через дорогу от общаги. Так что все мы имели почти свое жилье и ни в чем не нуждались.
Отправив подруг по домам, я вымыла посуду. Потом привела себя в порядок – причесала растрепанные волосы, смыла косметику, сменила рубашку и треники на любимую шелковую пижаму, присланную мамой из родной Беларуси. Диван я не расстилала, решив немного почитать на сон, завернувшись в кружевную шаль.
В дверь осторожно постучали. Даже деликатно, что редко встречалось в нашей общаге. Я подумала, что это комендант решил проверить меня. Слава богу, мы покурили за полчаса до этого. А одна я курить не любила, так что в комнате было довольно свежо. Не боясь нарваться на «люли», я смело распахнула дверь. И обомлела. В полутемном коридоре стоял Елисеев собственной персоной. Он какое-то время, прищурившись, смотрел мне в глаза, потом вздохнул и сделал шаг в мою комнату. Я даже возмутиться не могла от его наглости, так была удивлена. Лишь через несколько секунд я обрела дар речи.
- Я уже сказала Соколову, что конспекта у меня нет.
Я старалась, чтобы мой тон был как можно строже. Но что-то реально мешало говорить. То ли небрежно раскинутые по плечам волосы Елисеева меня так отвлекали. То ли его сосредоточенный взгляд. Я не знаю. Но факт остается фактом – я не могла, нет, не хотела его выгонять, ожидая от него слов или действий. Это как объявление о капитуляции или ненападении, когда два заклятых врага встречаются в неформальной обстановке. Вот только сейчас было все как-то немного напряженно. Раньше я бы выгнала его, но не сейчас… Сама не знаю, почему я его не выставила прочь. Наверное, чувствовала, что что-то произойдет.
Елисеев осмотрел мою комнату и ухмыльнулся.
- У тебя пахнет вином и чем-то… грузинским.
- Чахохбили, - машинально ответила я.
- Умеешь готовить? – Он не смотрел на меня, продолжая обшаривать глазами стены с полками полными книг.
- В нашей семье все умеют готовить. Чего ты хочешь?
Он поднял глаза. А я чуть не ахнула. Наверное, это вино так действовало – мне почему-то стало невыносимо жарко. И это в шелковой… Черт! Я же напрочь раздета!
Я схватила с дивана шаль и накинула ее на плечи, пытаясь спрятаться от внимательного взгляда Елисеева.
- Ты единственная, кто прячется от меня, - хмыкнул он.
- А ты привык, что все перед тобой только раздеваются? – вскинув голову, заявила я.
- К хорошему быстро привыкаешь, Макеева.
Как-то странно он произнес мою фамилию – не выплюнул, как обычно, а просто назвал, как все.
- Елисеев, - я смягчила тон, - мне надо ложиться спать. Пусть завтра воскресенье, но я не привыкла не высыпаться, понимаешь? И вообще, что ты делаешь в общаге?
- Слишком много вопросов… - неопределенно ответил он.
- Прекрасно! – Раздражение взяло верх. Я рванула на себя дверь: - Выметайся, блин! Конспект тебе Соколов передаст. Все, пока!
- Значит, дашь?
Я глубоко вздохнула и кивнула, мол, дам, только отвяжись Христа ради.
Он было вышел уже, но вдруг резко обернулся:
- Слышь, Макеева, а у тебя курить можно?
Я опешила – ну и наглость!
- Елисеев, - я попыталась унять раздражение, - тебе домой пора. По дороге и покуришь!
- Я не иду домой, - спокойно сказал он. Но в глазах мелькнуло что-то необычное.
- Ну, так у Соколова покури! – вскликнула я и попыталась закрыть дверь.
Елисеев резко выкинул перед собой руку и придержал дверь. Его лицо оказалось совсем рядом с моим – дыхание обожгло кожу, а глаза сверкнули дьявольским огоньком. Я поежилась, но не от страха, а от чего-то нереально… горячего. Я еле сдержалась, чтобы не прикоснутся к нему губами. Мне оставалось только схватить его за ворот рубашки и втянуть обратно в комнату.
Мы простояли друг напротив друга несколько минут в абсолютном молчании. Потом я резко отвернулась и шагнула в маленькую кухоньку, которая располагалась в углу небольшой комнаты. Там уже была открыта форточка. Я достала из шкафчика чистую хрустальную пепельницу и громко стукнула ей по подоконнику.
- Кури. – Я не узнала свой голос. Он был хриплым от необъяснимого возбуждения. Вот почему все девчонки сходят по этому кобелю с ума – он гипнотизирует их своим взглядом, ароматом и еще чем-то там…
Елисеев подошел к окну и встал рядом со мной.
- Ты точно не против?
Дурак, если бы я была против, ты уже шагал бы в противоположную от моей комнаты сторону. Черт, ну что со мной такое? Я посмотрела на свои руки – они дрожали.
- Кури! – громче выпалила я и резко отошла от него.
Впервые я не знала, как реагировать на сложившуюся ситуацию. Впервые в жизни Железная Кнопка не знала, что делать!
Игорь молча курил. Его сигареты удивительно хорошо пахли. Я не выдержала.
- Угостишь? – тихо спросила я.
Елисеев протянул мне пачку.
Я присела на табуретку и смачно затянулась. Вот это удовольствие – первая затяжка! Я курила только хорошие сигареты, но это было нечто. Покрутив цилиндрик в пальцах, я прочла название – «Голуаз».
- Французские?
Елисеев кивнул:
- Мать угостила. Она с курорта привезла.
Странная откровенность, подумалось мне. Он мог просто кивнуть, а тут признался.
- А потом куда? – Мне хотелось с ним говорить. Я не могла молчать – ситуация казалась невыносимо напряженной. Мне просто необходимо было с ним говорить, понять мотивы, узнать, чего он добивается.
- Никуда. Никто не знает, что я остался здесь.
Голос у него был волшебный – не по-юношески спокойный, но очень глубокий. Моим «мурашкам» стало мало места на спине, они перебежали на руки. Я опять поежилась.
- Холодно? – Игорь посмотрел на меня чуть встревожено.
Интересно, откуда у него такие проявления внимания? Он со всеми такой или только с врагами?
- Нормально. Докурю, сама закрою. Так куда ты пойдешь? – И что у тебя такого случилось, Звездный Мальчик?
- Говорю, никуда. Уж точно не домой.
Да уж, и говоришь ты без особой радости.
- Так чего же ты ко мне пришел?
- Ты не проговоришься.
Я опешила. Нифига себе!
- В каком это смысле? – я прищурилась.
- А в том, Макеева, что ты в жизни не признаешься, что приютила, хоть и на перекур, своего давнего врага – Елисеева Игоря Власовича.
Он так усмехнулся, что я чуть не подавилась сигаретным дымом.
- И где ты собираешься ночевать? У меня?
- А ты меня выгонишь?
Я прикусила губу. Не в моих правилах оставлять парня на ночлег. Но в том, что Елисеев искренен, я не сомневалась, черт возьми. Ему действительно некуда идти.
- Будешь спать в кресле. К себе я тебя точно не пущу, - пробурчала я и начала раскидывать кресло-кровать, купленное мной на барахолке.
Игорь немного отстранил меня и раскрыл тяжелую конструкцию самостоятельно.
Потом он выглянул за дверь. Оказалось, там лежала небольшая сумка.
- Не знал, что придется останавливаться у тебя, Макеева. Но все же подготовился.
Я не смотрела на него. Я не могла поверить в то, что разрешила Елисееву спать в своей комнате.
Автоматом закрыв дверь на ключ, я вскочила на диван и, не вставая, стянула с него плед.
- Накроешься этим, - я кинула Игорю свое любимое клетчатое чудо.
- Спасибо.
Я без слов выключила свет. Комната погрузилась в приятный, даже немного интимный полумрак. В чем я была на сто процентов уверенна, так это в том, что усну не скоро.
Я ненавидела Елисеева еще сильнее. И не за былые обиды, а из-за того, что сейчас в моей груди росло сумасшедшее желание заговорить с ним, узнать, в чем дело. Мне страшно хотелось пошевелиться, но я не могла выдать себя и свою бессонницу. Но, не выдержав и полчаса, я включила ночник. И замерла. Игорь сидел в кресле и смотрел на меня.
- Может, чаю? – тихо выдавила я и аккуратно вылезла из постели.
Он лишь кивнул.
Прошлепав на кухню, я включила электрочайник. Потом нажала кнопку магнитофона, который тотчас зашелестел заезженной кассетой с концертом Паганини.
- Я знал, что ты странная, но чтобы настолько…
Я видела его усмешку.
- «Каприз Ля Минор» как раз под настроение, - ответила я.
- Такое же сумбурное? – Елисеев привстал на локте и внимательно заглянул в мое лицо.
- Давай так, по чаю и спать, хорошо?
Он меня раздражал. Раздражал не как обычно, а тем, что я не могла отвести глаз от его широких плеч, от его глаз, от неяркого света, играющего в рыжеватых прядях. Раздражал тем, что меня катастрофически к нему влекло.
- Договорились, - согласился он и встал.
Все то время, что мы сидели на кухне, я старательно отводила от него глаза. Я не хотела видеть обтягивающие «боксеры», такую же обтягивающую майку, а еще я не хотела видеть, как он рассматривал меня.
- Я никогда бы не подумал, что ты такая… стройная, - тихо произнес он.
Меня резко обдало жаром. Потом холодом. А потом я почувствовала, как щеки заливает предательский румянец. Если бы это сказал кто-то другой, я бы не обратила внимания – я знала себе цену. Но от Елисеева я таких слов никак не ожидала.
- Если ты сейчас не заткнешься, я выгоню тебя из комнаты, - прохрипела я.
- Что! Тебе не нравятся комплименты? – засмеялся Игорь.
- От тебя вместо комплиментов всегда ожидаешь дешевого подвоха, так что лучше побереги их для кого-нибудь другого, понял?
Я сама не понимала, почему моя выдержка меня так подводила.
Я быстро допила чай, выключила магнитофон и зашлепала в постель.
- Я сейчас выключу свет и лягу спать. Так что давай быстрее.
Знала же я, если пригласила уж человека, то хотя бы не груби – нелогично все как-то получается. Но, блин, как бы я хотела, чтобы Елисеева не было в моей комнате, чтобы он не заставлял мое сердце стучать о ребра с такой силой, что вот-вот послышится жуткий хруст.
Но, к моему крайнему удивлению, я уснула почти сразу, как только прикоснулась щекой к подушке. И уже сквозь дрему я услышала тихое «Спокойной ночи», но ответить так и не смогла, не в силах пошевелить языком.

Встав утром, я никого не увидела. Кресло было аккуратно сложено. Странно, мебель издает такой жуткий звук при складывании, что он может разбудить весь пятый корпус. Но Елисеев сделал все по-быстрому и тихо. Что же, молодец. Мой любимый плед был сложен и покоился у меня в ногах. А на столе в кухне лежала записка: «Спасибо за приют. Буду должен.» и подпись «Елисеев И. В.»
- Ну-ну, должен, - пробормотала я и почувствовала, как к горлу подступает разочарование.
Стало как-то совсем не по себе. Ведь странная и нелогичная девичья душа надеялась на что-то более романтичное, но холодный студенческий разум кричал во все горло: «Нашла от кого ожидать чего-то хорошего!» И, правда, нашла от кого, блин…
Сегодняшний день я провела, как подобает прилежной ученице. Написала два реферата, сделала практическое задание по инженерно-техническому переводу, а еще почитала психологию. На все про все у меня ушел почти весь день. Я старательно гнала от себя мысли о человеке, совсем недавно лежавшем на вот этом кресле. Мой взгляд упал на то место. Как жаль, что оно не сохранило ни вмятинки, ни следа пребывания Елисеева. А с другой стороны, я все же надеялась, что такого больше не повторится. Как-то слишком уж неспокойно реагировала на него моя душа.
А уж о политике игнора я и вовсе забыла. Но в одном он оказался совершенно прав – я никому не могу рассказать о том, что произошло. Меня просто не поймут. Даже мои подруги. Особенно мои подруги. Ирка потому, что не поверит сначала, а потом начнет орать о предательстве. А Ленка так вообще выложит все нагора, а мне придется отмываться. Нет уж, пусть все остается, как есть.
Дни летели в сумасшедшем ритме – семинары, практические, важные лекции. Отвлекаться нельзя, можно запороть учебу. Второй курс во многом решающий, поэтому мне приходилось пахать. При всем при этом половина моего курса, нагло «скатывая» у меня работы, тянулись на четверках, радуя преподавателей. И я была рада, что мой факультет считался лучшим в универе.
Уже к среде я начала забывать ту ночь. Не то, чтобы совсем забывать, меня просто уже не бросало в жар, когда в мыслях всплывали образы. Слава богу, Елисеев на глаза мне не попадался. Словно его вообще не было в универе. Но спрашивать ни у кого не хотелось. А на вопросы подруг, отчего я такая расклеенная, отвечала, что работы по горло – конец семестра как-никак. Они понимали. Или делали вид, что понимали. Вот только Ленкин взгляд мне не очень нравился. Слишком хитрый…
Вечером в среду, выгнав девчонок по домам, я залезла в душ. Я обожала малиновый гель для душа, пенилась им с головы до ног, радуясь каждому пузырьку, как ребенок. Иногда я даже пела в душе – это очень смешило маму, а папа всегда говорил, что мой голос похож на голос Уитни Хьюстон. Я краснела, переставала петь на какое-то время, но потом опять забывалась и начинала по новой. Сегодняшний день оказался как раз в этом «по новой». Оторав во всю глотку замечательную песню «Will Always Love You…», я спешно вытерлась мягким полотенцем, натянула на себя маленькие ночные шортики и короткий топ. Закрутив полотенце на голове классическим тюрбаном, я выскочила из ванной. Ну, не могла я представить, что кто-то придет ко мне в такое время, тем более, никто, кроме девочек этого не делал, а парни обычно стучались.
Я чуть не упала посреди комнаты, когда увидела, что Елисеев сидел ко мне спиной на диване и разглядывал книжные полки.
Я не могла и слова вымолвить, боясь бухнуться в обморок от испуга и неожиданности. Я знала, что Елисеев наглый подлец, но чтобы настолько…
- Ты собираешь книги с рецептами? – чуть усмехаясь, спросил он, поворачивая голову.
Его взгляд резко остановился на моем теле, а потом он медленно поднял глаза на мое лицо.
- Прости, я не думал, что ты выйдешь…кхм… полуголая.
Он растерялся! Клянусь своим крепким здоровьем, он растерялся!
Я, зная, как я могу выглядеть, если захочу, медленно стянула с головы полотенце и встряхнула волосы. Наверняка получилось очень эффектно, потому что я заметила, как сжался Игорь.
Он отвернулся.
- Блин, я не знаю, как тебя просить, но, может, ты дашь мне побыть у тебя… маленько? – голос его был хриплым.
- Во-первых, привет, - сказала я и подошла к нему ближе. Меня уже не смущал мой вид, я тащилась от его реакции. – Во-вторых, да, я собираю книги с рецептами, потому что, как ты уже понял, люблю готовить. А в-третьих, я не могу понять, почему именно я? Почему именно у меня ты в последнее время просишь ночлега?
Я стояла сбоку него, искренне любуясь его профилем. Красивый ровный нос на худощавом лице делал Елисеева похожим на диснеевского принца – слишком идеальные черты. Но чуть пухловатые губы смягчали их, делая менее аристократичными, что приятно радовало глаз.
- Мой папаша опять разошелся не на шутку. Мать просила не приходить, переночевать у Соколова. – Голос Игоря становился все более сиплым – то ли от волнения, то ли от шока, что все рассказывается именно мне, а не друзьям. – А Юрке лучше ничего не говорить. Он предкам разболтает. А им лучше не знать, что творится в моей семье.
- Почему? – тихо спросила я. Вот уж действительно - богатые тоже плачут.
- Да ну их! Я вообще многого не понимаю. Знаешь, даже обидно иногда, что отец забывает, как мы с мамой впроголодь жили, пока этот бабки на севере зарабатывал. И ладно бы скважины реально бурил, так ведь он там махинации прокручивал, сидя в офисе. Ни пальцем не ударил, чтобы что-то сделать, чтоб нам с мамой жилось полегче. А потом приехал и - бац! – мы в шоколаде. Коттеджи, бассейны, лучшие школы, лучший ВУЗ. Бред… А теперь требует, чтобы я уезжал на стажировку в Германию, там, мол, такие как я нужны. А я не хочу… Меня тошнит от его заморочек!
Игорь тяжело склонил голову на руки и вздохнул.
Я не удержалась и мягко положила свою руку на его плечо, словно хотела утешить, шокированная такой откровенностью. А он вдруг повернул голову и нежно прикоснулся теплыми губами к моим пальцам. Я отдернула руку, словно обожглась кипятком.
Игорь встал. Теперь мы оказались так близко друг к другу, что я чувствовала его дыхание на своих губах.
В ушах загудело так сильно, что я не слышала ничего, кроме громко ухающего сердца. И видела я только его глаза и губы, и пошевелиться не могла. А Игорь, не сводя глаз с моего лица, поднял руки и опустил их на плечи, мягко поглаживая голую кожу. Его руки были горячими до такой степени, что я почувствовала, как взмокла поясница. Он сделал еще шаг и прижался к моим губам своими. Я даже не пыталась сопротивляться, зная, что мое желание исполнилось. Каждое движение его влажных теплых губ вводило меня в некое подобие транса. И только когда я глухо застонала, отвечая на ласки, Игорь немного отпрянул и посмотрел мне в глаза. Он тяжело дышал, а я чувствовала, как его грудь прикасается к моей. Я напряглась. Меня опять бросило в дрожь, и я потянулась, чтобы повторить поцелуй.
Я отдавала себе отчет, когда позволила Елисееву стянуть с себя топ и шортики. Я отдавала себе отчет, когда сделала тоже самое с его одеждой. Я отдавала себе отчет, когда мы шумно упали на разложенный диван и закружились в сумасшедшем ритме.
Это была не та страсть, о которой пишут в любовных романах. Наша страсть была больше похожа на что-то звериное, кошачье. Когда дико хотелось рычать от удовольствия, кричать и кусаться. Когда, встречаясь взглядами, мы жадно впивались в губы друг друга, я не чувствовала ничего, кроме яростного желания никуда его не выпускать. Мне хотелось умереть в этом танце, мне хотелось запомнить каждое движение, каждую капельку пота на его лице, каждый поток горячего дыхания на моих губах. Каждый вдох… Каждый выдох…
И было совершенно все равно, что я, возможно, на завтра пожалею о случившемся. Но, бог свидетель, я бешено его хотела! Так, что все превращалось в пыль. В прах. В ветер. А то, что происходило здесь и сейчас стало чем-то таким важным, что хотелось продолжать и продолжать, не останавливаясь…
Когда Игорь произнес мое имя, не отрываясь от губ, я закричала. Закричала так, что мне показалось, будто весь мир затих и ждет, чем все закончится. А мы не останавливались… Мы не хотели останавливаться.

- Ты когда-нибудь думала, что такое может произойти? – тихо ухмыляясь мне в ухо, прошептал Елисеев.
Я хихикнула.
Получив такую дозу адреналина и удовольствия, я ничего не могла сказать без этой глупой, совершенно довольной улыбки.
- Блин, Елисеев, а ты?
- Не-а, - он шумно чмокнул меня в ухо.
Я опять задрожала.
- Эй, подруга, потише, завтра на учебу.
И, правда, я забыла, что уже полвторого, а мы ни в одном глазу. Я почему-то всегда считала, что длительный любовный марафон вытягивает все силы. А тут оказалось совсем наоборот. Мне хотелось еще и еще. А потом еще и пробежаться по улице, покричать, вернуться в постель и опять заняться с ним любовью. Именно любовью. Секс таким не бывает…
- Странно, правда? – прошептала я.
Я лежала, прижавшись к его животу спиной. Все, что он говорил, он говорил мне в волосы, отчего по коже бегали пресловутые «мурашки». Вот и теперь его «ммм…» заставило меня выгнуться.
- Можно я приду к тебе завтра?
Я замерла. Он хочет продолжения? Впрочем, как и я…
- Да, - тихо ответила я и прижалась к Игорю еще плотнее.
А он крепче обнял меня и мерно задышал в затылок. Он заснул.
Через несколько минут заснула и я. Все с той же идиотской улыбкой на губах в предвкушении повтора «марлезонского балета»…

Мне было лень открывать глаза.
Я просто лежала на животе и вслушивалась в гул коридора, пытаясь найти среди этих звуков знакомое дыхание Игоря. Но вместо него я услышала истеричный шепот подруги Иры:
- Я этой суке сейчас патлы повыдергиваю, не посмотрю, что дрыхнет!
Я замерла. Стараясь не шевелиться, я стала прислушиваться к ее словам. Глаз я не открывала.
- Ир, не кипятись, может, Елисеев просто к ней с утра заходил!
- Да, конечно! А теперь эта блядь валяется здесь с довольной миной полуголая! О чем они говорили, о конспектах? – взвизгнула Ирка.
Я не выдержала. Натянув на голую грудь одеяло, я села на диване.
- Что за шум?
Девчонки разом глянули на меня. Меня удивила реакция Ленки – выражение ее лица было скорее сочувствующим, чем осуждающим. Чего не скажешь о взъерепенившейся Ирки.
- Ах, ты сучка! – рванула она ко мне. И скорее всего она бы обязательно повыдирала мне волосы, если бы Лена не схватила ее за руку.
- Что произошло? – я была напугана.
Напугана так, что хотелось плакать. Ведь так все было хорошо! Ну, что могло такое произойти, что Ирка так на меня кидается? А потом я вспомнила ее слова о том, что кто-то видел Игоря, выходящего из моей комнаты. Меня передернуло. Я, сжавшись в комок, немного сосредоточилась и выдавила из себя:
- Лен, объясни, что случилось?
Подруга вздохнула.
- Вообще-то это мы должны у тебя спросить, но знаем, что ты ничего не скажешь… В общем, Соколов видел, как Елисеев выходил в семь утра из твоей спальни довольный и улыбающийся. Когда тот задал вопрос, наверное, хотел пошутить, понравилось ли Елисееву, тот еще шире улыбнулся и сказал, что да, понравилось. И всё, все сделали нужные выводы. Мы сразу пришли к тебе, как только Широков прискакал к Ирке и поделился новостью…
- Как ты могла позволить себе такое? – пищала Ирка, глотая обиженные слезы. – Ты же знала, что мне он нравится?
- Ты его ненавидела, - машинально ответила я.
- Ты тоже! Не наша ли Макеева называла Игорька выскочкой и дегенератом?
- Прекрати истерику! – рявкнула Ленка и потащила Иру из комнаты. – Дай прийти человеку в себя, а потом спрашивай!
- А что мне спрашивать? Может, попросить рассказать, каково это, когда тебя трахает Елисеев? – визжала Ирка.
Лена вытолкнула ее за дверь и повернула ключ.
- Вообще-то не он меня, - прошептала я, - а мы друг друга…
- Чего? – Лена не поняла.
- Не он меня трахал… - повторила я и почувствовала, как сжалось сердце.
Он сказал Соколову, что ему понравилось.
Лена сделала мне крепкий кофе и заставила пойти умыться. Она ходила за мной по пятам, видимо, волнуясь за мое душевное спокойствие. Я не ожидала от нее такого…
Я была как в тумане – ничего не видела, ничего не слышала, кроме глухой тишины, чуть влажной от воспоминаний, ничего не чувствовала, кроме необъяснимого страха. Он не придет. Я чувствовала, что он не придет. Он так боялся, что все узнают, что он ночевал у меня в субботу, а здесь сам взял и все сказал. Что-то не состыковывалось. Либо Елисеев… мне стало плохо, когда я мысленно произнесла его фамилию. Либо Елисеев хороший актер и устроил весь спектакль, чтобы просто трахнуть лучшую студентку универа. Либо… Нет, не может быть. Ночью, когда он прижимал меня к себе, когда так жарко выдыхал мое имя, он не врал. Не врал. Ему было со мной очень хорошо… Игорь не мог поступить так…
Стоя в душе под струями прохладной воды, я попробовала расслабиться. Не смогла. Все тело словно окоченело. Каждая его клеточка еще хорошо помнила прикосновения. Я провела по груди рукой, с болью вспомнив, как он нежно целовал ее, чуть поигрывая, улыбаясь, радуясь. Тяжело опершись руками о кафельную стену, я застонала. Боль внизу живота кричала о нестерпимом желании, а разум подавлял его. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, но мозг включил защитную реакцию - я заплакала. Громко… Не от обиды. От воспоминаний.

(продолжение следует)...